© 2016 Наталья Игоревна КОТОВА
МАиБ 2016 — №1 (11)
Ключевые слова: экстракорпоральное оплодотворение, ЭКО, бесплодие, вспомогательные репродуктивные технологии (ВРТ), материнство, бездетность, стигматизация, инфертильность, внутригендерные отношения, суррогатное материнство, прокреация1, пронатализм2, маскулинность, фемининность
Аннотация: Рассматривается монография антрополога Мерве Демирчиолу Гёкнар (Merve Demircioglu Goknar), в которой на основе полевой работы в Турции анализируются проблемы, связанные с переживанием бесплодия и необходимости прибегать к вспомогательным репродуктивным технологиям (ВРТ). Достаточно подробно представляется материал книги – последовательно, по главам, с выделением важнейших проблем исследования.
(Merve Demircioglu Goknar. «Achieving Procreation. Childlessness and IVF in Turkey» Fertility, reproduction and sexuality, volume 29. N.Y. Oxford: Berghahn Books, 2015; ISBN 978-1-78238-634-6: рецензия)
В последние десятилетия вспомогательные репродуктивные технологии (ВРТ) получили распространение в Турции, приведя к тому, что данная тема стала широко обсуждаться в социальном пространстве. Популярность и противоречивость таких явлений как ВРТ и ЭКО (экстракорпоральное оплодотворение или in vitro оплодотворение) в современной Турции стали поводом антропологического исследования «Achieving Procreation. Childlessness and IVF3 in Turkey» («Достичь прокреацию. Бездетность и in vitro оплодотворение в Турции»). Автор монографии – независимый антрополог турецкого происхождения Мерве Демирчиолу Гёкнар (Merve Demircioglu Goknar). Данная книга вышла в 2015г. в серии монографий под общим названием «Fertility, reproduction and sexuality», Vol. 29 («Фертильность, репродукция и сексуальность», выпуск 29), публикуемых издательством Berghahn Books, New York, Oxford под редакцией научного коллектива антропологов Йельского Университета (Yale University) и Университета Оксфорда (University of Oxford).
В ходе исследования автору удалось погрузиться в мир эмоциональных переживаний женщин, вынужденных прибегнуть к репродуктивным технологиям как к последней надежде на материнство. Важной заслугой исследователя является раскрытие социальной и гендерной проблематики, связанной с переживанием бесплодия. Социальная стигматизация женщин, имеющих проблемы с репродуктивной системой, делает их жизнь невыносимой, разрушает привычные социальные связи, ведет к общественной изоляции и фрустрации жизненных ожиданий. Стереотипные гендерные представления о мужской идентичности являются инструментом психологического давления на жизненные установки мужчин и ставят под сомнение их маскулинность в восприятии социального окружения. А внутригендерные взаимоотношения бесплодных женщин со своим близким кругом подруг и родственниц, особенно со свекровью и с женой брата мужа, зачастую имеют конфликтный характер и являются стрессовым фактором, побуждающим женщин обратиться в отчаянии к вспомогательным репродуктивным технологиям, поскольку наличие ребенка повышает их социальный статус и нормализует социальные связи. Автор исследования делает вывод, что бесплодие – это не только личная фрустрация невозможности достичь жизненную цель иметь ребенка, но также и социальный вызов, с которым женщины сталкиваются ежедневно в своей обыденной жизни, это стресс и стигма неполноценности и ущербности, это разрыв социальных связей и одиночество.
Предмет исследования автора – переживания женщин, имеющих проблемы с фертильностью; при этом в главном фокусе находятся социальные взаимоотношения этих женщин со своим окружением. Исследуется то, как социальные связи оказывают влияние на жизнь бездетных женщин в браке, отношение общества к деторождению и вспомогательным репродуктивным технологиям. Для реализации данной задачи была изучена тема бесплодия в различных контекстах: от религиозного дискурса до конфликтов в расширенных семьях.
Исследование было проведено в северо-западной части Турции. Первая часть полевой работы прошла в двух клиниках ВРТ: одна из них находится в центральной части Стамбула, другая – на окраине города. Автор книги проинтервьюировала 133 женщины из числа пациенток и медицинского персонала. Вторая часть работы была проведена в сельской местности Турции, в двух населенных пунктах, где методом включенного наблюдения удалось изучить последствия бездетности в контексте социальных взаимоотношений.
Прежде чем приступить к изложению материалов полевого исследования, Мерве Д. Гёкнар дает краткую характеристику особенностям функционирования вспомогательных репродуктивных технологий в Турции (ВРТ впервые там появились в 1987 г.) Число клиник, предлагающий данный вид медицинских услуг, стало стремительно расти, и за 10 лет с 1998 по 2008 их количество увеличилось с 22 до 93. Турция сейчас занимает седьмое место по числу проведенных репродуктивных лечебных курсов (IVF treatments) после Израиля, Франции, Испании, Великобритании, США и Германии. Общее количество проводимых ежегодно ВРТ-циклов составляет более 40 тысяч.
По законам Турции ЭКО доступно только гетеросексуальным парам, находящимся в браке, а донорство гамет и суррогатное материнство запрещено, как и в большинстве стран ислама суннитского толка, в отличие от некоторых шиитских стран, например, Ирана и Ливана (исключением является Турецкая Республика Северного Кипра, где разрешено донорство гамет и суррогатное материнство). Это породило «репродуктивный туризм» из Турции на Кипр. Греция и Израиль также оказались популярными маршрутами «репродуктивного туризма».
Новое законодательство Турции от 6 марта 2010 г. запрещает не только использование донорских гамет и суррогатного материнства, но даже информирование пациентов о возможности таких услуг в других странах, что может привести к судебным преследованиям и закрытию клиники. Это регулирование ужесточает также требования к количеству эмбрионов, допустимых к переносу: если раньше разрешалось до 3 эмбрионов, то по новому закону – не более 1, в особых случаях 2.
Проведение исследования репродуктивных технологиях именно в Турции представляет особый интерес в силу ее особого геополитического положения и различных культурных влияний в данном регионе. Это страна с мусульманским населением, чья жизнь регулируется светской гражданской конституцией, при этом в ней отсутствуют официальные властные религиозные структуры (такие, как улемы4 или муллы5 в Иране либо в Ливане). С другой стороны, турецкое государство не является полностью независимым от религиозного влияния. Законы, регулирующие вспомогательные репродуктивные технологии, были приняты в Турции, учитывая мнения и предложения Совета по Религиозным Делам (тур.: Diyanet Isleri Baskanligi), так что существует «гармония между секулярным законодательством и религиозным мнением» (с. 13, цит.: Gurtin 2012: 286) 6.
Совет по Религиозным Делам считает ЭКО не противоречащим религиозным основам ислама, при условии, что выполнены определенные требования (невозможность зачать in vivo, наличие зарегистрированного брака, использование собственных клеток). Турецкое законодательство по ЭКО является результатом консенсуса мусульманского суннитского сообщества, которое запрещает донорство гамет и суррогатное материнство; это разрешено только в отношении пар в браке. При этом турецкие законодатели отрицают религиозное влияние на их решения, а апелляция к религии считается неприемлемой в рамках секулярного государственного регулирования Турции (с.13-14).
Турция как мусульманская европейская страна, считает Мерве Д. Гёкнар, представляет собой уникальное исследовательское поле для изучения бесплодия и ЭКО в антропологической перспективе.
В первой главе – «Желание иметь ребенка» (The Desire to have a child) – Мерве Д. Гёкнар ставит вопрос, интересный с антропологической и психологической точки зрения: почему женщины хотят ребенка? В ходе интервьюирования женщин обнаруживается тонкая грань между желанием и обязанностью иметь ребенка, поэтому иногда опрос превращался в исследование того, почему вообще люди считают своим долгом обязательно иметь детей, какие психологические, культурные, социальные установки принуждают их к этому. Сама постановка вопроса бросает вызов стереотипной мотивации «естественности» такого желания.
Нарративы о женской бездетности часто содержали метафору, обозначающую женщину без ребенка как «неплодоносящее дерево» (тур.: meyva vermeyen agac), при этом сравнение имеет уничижительный характер: подчеркивает неполноценность, незавершенность и бесполезность дерева без плодов, а женщины без детей. Метафора о неплодоносном дереве важна для понимания опыта переживания бесплодия и побудительных мотивов обращения к ЭКО. Рассказывая о своем опыте, опрашиваемые женщины говорили об испытываемых чувствах фрустрации, о всеобщем неодобрении, порицаниях, даже ненависти в свой адрес. Мир для них представляется тем местом, где собственное существование оправдано только ролью отца и матери; бездетные пары здесь подвергаются осуждению за экзистенциальную бесполезность, – пишет Мерве Д. Гёкнар. Желание женщин иметь детей связано, таким образом, с преодолением неполноценности собственной женской идентичности.
В первой главе автор исследования делает вывод, что мы живем в пронаталистском обществе с очень жесткими установками о месте и роли женщины. Быть женщиной означает быть фертильной и быть матерью. Эти понятия взаимозаменяемы и безусловны. Идеология материнства поддерживается средствами массовой информации и государственной пропагандой, поэтому очень важно понять, что значит быть бесплодной для женщины в таких условиях, считает антрополог.
Во второй главе – «Религия как дискурс и практика» (Religion as Discourse and Practice) – Мерве Д. Гёкнар исследует, как религиозный дискурс влияет на переживание бесплодия. Антрополог показывает, что, с одной стороны, религия стигматизирует бездетность, утверждая идеал святости материнства и репродуктивности почти в императивной форме. В хадисах7 говорится об огромном значении фертильности женщины и воспроизводятся нарративы со ссылками на авторитетные религиозные тексты, о том, что «брак необходим для мусульман с целью деторождения», «рай находится под ногами матерей», «если у твоих внуков будут внуки, ты попадешь в рай» и т.д. Безусловно, пишет Мерве Д. Гёкнар, существовать женщинам без детей в этом культурном контексте очень сложно, т.к. они подвергаются жесткой стигматизации (с. 85–86).
Вместе с тем, бесплодие в религиозном дискурсе объявляется как «данное Богом»; это производная идея от основ ислама о том, что «все происходящее ниспослано Богом». Такая интерпретация бесплодия придает смысл жизни бездетным женщинам, объясняет причину их проблем, дает надежду, позволяет избегать страданий. Религиозная риторика реконструирует бесплодие позитивным образом так, что порицание бездетности предлагается расценивать как неверие в Бога, в Его волю, – т.е. грех. Однако, бездетные женщины могут ставить под сомнение религиозную веру других, что дает им в их собственных глазах ощущение уверенности и превосходства. Они используют религиозный дискурс, чтобы наделить себя властью в ситуациях бессилья по причине своего бесплодия, и поворачивают риторику против тех, кто их стигматизирует.
Принятие бездетности как испытания, которое нужно перенести, оставаясь спокойной и полной веры в Бога, называется по-турецки «tevekkül etmek». Если испытание пройдено, то неминуемо последует вознаграждение – в этой жизни или в последующей. Мерве Д. Гёкнар отмечает, что «tevekkül etmek» – это не состояние пассивного принятия ситуации или фатализма, напротив, это постоянная активная и непрерывная работа над собой через ритуальные молитвы, рефлексию, призывы к Богу, исполнение определенных религиозных предписаний и укрепления веры в волю Бога.
Вспомогательные репродуктивные технологии воспринимаются в религиозном дискурсе как возможность, данная Богом. Эта идея не свойственна евро-американской культуре, как утверждает Мерве Д. Гёкнар. «В мусульманском мире подчеркивается, что ислам поощряет достижения науки для облегчения человеческих страданий» (с. 75). Этот дискурс, по сути, прокладывает дорогу для использования методов ЭКО в мусульманском мире Ближнего Востока. В Турции Совет по Религиозным Делам (Diyanet Isleri Baskanligi) даже открыл клинику ВРТ в Стамбуле, а руководство клиники объявило на церемонии открытия, что «религия и медицина имеют одну цель: делать людей на земле счастливее» (с. 76, цит. по: Gurtin 2012: 297).
Интересный анализ религиозного дискурса дан в связи с понятием «надежды на чудо» и «надежды на волю всемогущего Бога», который, как это указано в Коране, «творит из ничего» (с. 76–78). Истории о чудесном зачатии раcсказываются в Коране в сурах Марьям и Аз-Зарийат. Риторика о чудесах, творимых Богом, мотивирует женщин проходить повторные циклы ЭКО и не терять надежду, при этом в их представлениях беременность наступает не благодаря ЭКО как таковому, а только в связи с божественным вмешательством. Распространенное выражение, используемое женщинами в рассказах о своем опыте, – «первым делом – Бог, потом – врач», т.е. если Бог не позволит, усилия врачей обречены на провал. Эта позиция резко отличается от евро-американского контекста, описанного в работах Сары Франклин (Franklin) и Мерилин Стретерн (Strathern), полагает Мерве Д. Гёкнар, где считается, что природе помогают вспомогательные технологии, т.е. надежда на удачный исход ЭКО связана с именно медицинскими технологиями (с. 77).
В третьей главе – «Childlessness among kin and friends» (Переживание бездетности в окружении родственников и друзей) – автор обсуждает социальные последствия переживания бездетности: давление социума в лице родственников и друзей. ВРТ помогают не только стать родителями, но и сформировать гендерную и возрастную идентичность во взаимоотношениях с родственниками и друзьями. Опираясь на концепции «разрыва связей» (cutting the network) Стретерн (Strathern, 1996)7 и «связанности» (connectivity) Суад Джозеф (Joseph, 1993)8, Мерве Д. Гёкнар показывает, что бездетность может привести женщину к отторжению (разрыву) от привычного социального окружения (с. 95). Бездетность ведет к изоляции этих женщин от половозрастного круга общения в силу навязанной неполноценности и стертой гендерной идентичности, которая не только ощущается самими бездетными женщинами, но и поддерживается их окружением. Быть женщиной – равнозначно быть матерью, а быть замужем, еще не став матерью, ставит женщину в неопределенное положение, она оказывается в состоянии постоянного ожидания, пишет Мерве Д. Гёкнар (с. 101).
В третьей главе автор поднимает тему властных доминантных отношений в расширенных семьях. И если традиционно под этим подразумеваются патриархальные отношения, т.е. доминирование мужчин над женщинами в семье, то в данном исследовании ставится задача рассмотреть, прежде всего, внтуригендерные властные отношения между бездетными женщинами и их женским окружением (родственный круг и знакомые). Через рождение ребенка (особенно сына) женщина обретает определенный статус и власть в семье.
Автор считает, что тема влияния родственных отношений на переживание бесплодия мало изучалась в евро-американской научной литературе. Из полученных ею нарративов стало ясно, что мнение свекрови, жены брата мужа или сестры мужа является источником беспокойства и побуждает женщин обратиться к вспомогательным репродуктивным технологиям. Бездетные женщины, в свою очередь, ощущают тяжесть вины перед мужем и его родственниками, чувствуют себя обязанными произвести потомство, особенно если муж является старшим или единственным сыном в семье, а от этого зависит продолжение его рода. Невозможность выполнить желание родственников приводит к ощущению провала своей собственной реализации.
Желание женщины иметь ребенка тесно связано с желанием её расширенной семьи, что согласуется с концепцией «патриархальной связанности» (patriarchal connectivity) Джозеф (с. 106, цит.: Joseph, 1993: 452–453)9, предполагающей, что собственная идентичность женщин формируется отчасти желаниями других, а определение «себя» (self) артикулируется через роль жены, матери, невестки. «Без статуса матери эти женщины существуют в неопределенном положении нереализованных ожиданий, будучи отторгаемы от родственного круга» (с. 106).
Используя концепцию Стретерн о «разрыве связей» (cutting the network) (см. с. 107), Мерве Д. Гёкнар рассматривает значение ребенка в родственном окружении: продолжение связей зависит от способности жены родить ребенка для семьи мужа. Как только брак заключен, возникают отношения долженствования – невеста в долгу перед родственниками мужа. Невозможность зачать означает невольное удерживание долга, что, в свою очередь, ведет к уменьшению «символического капитала» (symbolic capital) как для жены, так и для мужа. Последний также попадает в уязвимое положение, поскольку его мужская идентичность под угрозой. Страдает в этой ситуации также и свекровь: она не может повысить свой статус из-за отсутствия внуков. Таким образом, считает антрополог, возникают условия для «разрыва связей» (cutting the network) внутри родственного круга. До тех пор, пока женщина не родила, она не принадлежит к кругу родственников мужа. Одновременно, выйдя замуж, она порывает со своим близким кругом. Таким образом, в случае отсутствия детей, она не принадлежит ни тому, ни другому родственному кругу.
В четвертой главе – «Manhood ideologies and IFV» (Маскулинная идеология и ВРТ) – рассматриваются проблемы переживания бесплодия и бездетности мужчинами. Мужская инфертильность жестко стигматизируется, и жены часто берут ответственность на себя, чтобы защитить своих мужей от унижений. Важно отметить распространенное мнение, зафиксированное Мерве Д. Гёкнар в многочисленных интервью: женское бесплодие кажется медицинской проблемой, которую можно решить, в то время как мужская инфертильность характеризуется опрошенными либо как импотенция, либо как отсутствие семени: обе ситуации представляются безнадежными (с. 146).
ЭКО ставит под сомнение мужскую идентичность. «Через прокреацию мужчины не только «делают» детей, они создают свою сексуальную идентичность», так как «сексуальная потенция – это индикатор маскулинности, а деторождение – это наиважнейшее ее проявление» (с. 151). Таким образом, мужчины, не соответствующие этим стандартам гегемонной маскулинности, как бы исключаются из сообщества мужчин, и в такой ситуации страдают не только сами мужчины, но вся их семья. Автор исследования называет подобные последствия для всей семьи «тотальной потерей» (total loss) (с. 150–151), что означает «потерю друзей, работы, места проживания, авторитета, престижа, жизненных ожиданий, собственной идентичности» (с. 151).
В пятой главе – «Achievement and Procreation» (Завоевание и прокреация) – Мерве Д. Гёкнар предлагает теоретическое обоснование, в соответствии с которым женщины трансформируют доминантные дискурсы маскулинности и фемининности и утверждают свою роль в in vitro зачатии.
Феномен настойчивости женщин продолжать репродуктивные циклы широко анализировался в антропологической литературе, пишет исследовательница, высказывались разные точки зрения от навязчивой идеи и калькуляции процента успеха при повторении до концепций подчинения патриархальной идеологии и овеществлении женщины через маскулинные технологии. В этой главе Мерве Д. Гёкнар утверждает, что репродуктивные технологии как раз наоборот умаляют мужскую роль в зачатии и дают женщинам возможность быть активными субъектами в процессе деторождения. Столкнувшись с проблемой бесплодия в своей жизни, женщины являются не пассивными реципиентами ситуации; напротив, они полны решимости преодолеть проблему, они активно вовлечены в процесс лечения.
Замечено, что мужчины проявляют более пассивную и фаталистичную позицию и склонны быстро «сдаться» в случае неудачи. Мерве Д. Гёкнар полагает, что здесь играют роль гендерно-властные отношения. Считается, что в процессе in vivo зачатия женщины не играют большой роли, но в случае in vitro, где их роль считается существенной, они решительные агенты прокреации. Особенно ощутима их активная роль в этом процессе, когда они сами себе делают гормональные инъекции. В in vitro зачатии мужчины не являются акторами, они лишь предоставляю биоматериал. In vitro – это поле битвы женщины, где она, вынося боль и страдания, добивается или завоевывает победу.
Мерве Д. Гёкнар признается, что, приступая к исследованиям, не ожидала столкнуться с фиксируемым в евро-американских антропологических исследованиях понятием «достижения, завоевания» (achievement) в контексте деторождения (с. 164, цит: Franklin 199710, Thompson 200511, Bonaccorso 200912). Но собранный ею антропологический материал в Турции убедительно показал, что женщины в своих нарративах используют маскулинные образы битвы, борьбы, сражения, уверенности в достижении победы любой ценой, тем самым примеряя роль главного двигателя деторождения, таким образом, «они не только переворачивают гендерные нормы, но даже переступают через них» (с. 165). При этом женщины приписывают достижение зачатия не технологиям или другим факторам, а только себе, иногда вопреки мужу. В рассказах женщин о своем опыте ЭКО мужчины отсутствуют. Это сами женщины «заняты в борьбе, и Бог позволит им выиграть сражение» (с. 165). Важно подчеркнуть, пишет Мерве Д. Гёкнар, что все проинтервьюированные женщины инициировали лечение сами и проводили его, несмотря на неудачи.
Несомненной заслугой автора книги является попытка посмотреть на проблему инфертильности и ВРТ глазами бездетной женщины. Мерве Г. Гёкнар не рассматривает такие вопросы биоэтики, как этичность использования донорских клеток, услуг суррогатных матерей и репродуктивных технологий. За этой стеной научно-этических тем теряется сам человек с его жизненно важными проблемами. Что делать женщине в пронаталистском мире, когда вся ее жизнь зависит от способности зачать? Как она справляется со стигмой, как налаживает рассыпающиеся, как песок, социальные связи? Как ищет смыслы в этом тяжелом положении? Стать на позицию человека в такой ситуации, понять его, раскрыть его жизненный мир – это большая антропологическая работа. В своей монографии Мерве Д. Гёкнар делает важное замечание: «Хотя клиники ВРТ и их специалисты широко распространены, отсутствуют методы помощи парам, потерявшим надежду и переживающим депрессию после серии неудачных попыток. Психологические службы для таких пар мало распространены» (с 173). А ведь повторяющиеся неудачные попытки ЭКО означают для этих людей потерю фундаментальных смыслов жизни; такая эмоциональная катастрофа имеет разрушительные последствия для их психики.
Огромным вкладом данной работы в антропологические исследования вспомогательных репродуктивных технологий является использование гендерного подхода, в частности, доминантных представлений о фемининности и маскулинности. Автору книги удалось указать на множественность факторов, влияющих на представления о репродуктивных технологиях, в частности, разные религиозные дискурсы. Важным наблюдением было указание не только на патриархальные установки пронаталистского социума, но и на внутригендерный матриархальный контроль, а именно на власть свекрови в расширенных семьях и доминирование женщин с детьми в отношениях с бездетными женщинами.
Мерве Г. Гёкнар показала, что через ЭКО женщины не только оспаривают определенные гендерные условности, но и активно осуществляют прокреацию, бросая вызов традиционному мужскому доминированию в процессе зачатия. Точка зрения на роль женщины в процессе зачатия in vitro отличается от господствующих представлений о патриархальном давлении и овеществлении женщины через ВРТ, которые «присваивают» женскую репродуктивность. «Если что и присваивает ВРТ, так это маскулинную прокреацию», – пишет автор (с. 168). Мерве Д. Гёкнар оспаривает распространенное мнение феминистской литературы о подчиненном, угнетенном и используемом положении женщины и ее тела в процессах ВРТ. Совсем напротив, пишет автор, женщины – не пассивные объекты, а активные субъекты в репродуктивном процессе.
Мерве Д. Гёкнар указывает также на роль государства в формировании пронаталистского дискурса, с одной стороны (пропаганда патриархальных образов, роста рождаемости, определение места женщины в социуме), и на ужесточение законодательства в области ВРТ, с другой (законодательное регулирование, запреты).
В исследованиях социальных представлений о мужской идентичности только гомосексуальность всегда рассматривается как субординированный феминизированный и стигматизированный тип маскулинности. В ходе исследования автору удалось установить, что подобная субординация в некоторых культурах имеет место по отношению к инфертильным мужчинам.
Мерве Д. Гёкнар отмечает, что в Турции не существует единой концепции маскулинности и фемининности и единых идеалов материнства для всех. Важным фактором является принадлежность к определенному экономическому и социальному классу. Так, например, у среднего класса и элиты в городских условиях отношение к бездетности может быть иное, а внутригендерные взаимоотношения и прочие факторы могут не иметь решающего значения. Антрополог считает, что ее исследование ценно тем, что направлено на менее привилегированную и более уязвимую социальную страту. Однако, необходимо дальнейшее изучение переживания бесплодия, в том числе в турецком обществе, с учетом ситуации в разных социальных группах.
Интересны для дальнейшего исследования дискурсы относительно ВРТ, продуцируемые в средствах массовой информации. Во время работы было отмечено, что эта тема широко освещается и дискутируется в медиа-пространстве. ЭКО становится нормальным и даже популярным культурным артефактом, который предоставляют в качестве «подарка» участникам ток-шоу.
В своей работе Мерве Д. Гёкнар показывает стигматизацию, связанную с женским бесплодием и мужской инфертильностью. Однако, она считает, что анализ стигмы per se концептуально может быть интересной темой для дальнейшей полевой работы.
Мерве Д. Гёкнар ограничила свое исследование анализом переживания бесплодия, а не изучением ЭКО как медицинской технологии, что более характерно для евро-американских работ. Приоритет отдан концепциям, возникающим из нарративов женщин в клиниках ВРТ и в обыденной жизни сельской местности Турции. Задачей исследователя было отразить переживания информантов.
Мерве Д. Гёкнар не затрагивает политические и экономические факторы в своей книге, но отмечает важность дальнейших исследований неолиберальной политики сокращения государственных расходов на репродуктивные программы и возросшее государственное регулирование ВРТ в Турции (например, новый запрет о коммуникации между бездетными парами и врачами на тему возможности донорства и суррогатного материнства в других странах). В Турции (и не только) вспомогательные репродуктивные технологии – это бизнес, приносящий большие доходы, и специалисты по ЭКО зарабатывают на порядок больше среднестатистического уровня.
Данная антропологическая работа – прекрасный пример исследования бесплодия и ВРТ с точки зрения медицинской антропологии. В фокусе внимания автора – человек, столкнувшийся с проблемой бесплодия: с его переживаниями, представлениями, установками, жизненными целями, существующий в контексте определенной культуры и встроенный в социальные связи.
Примечания:
1 Прокреация (лат. Procreatio) – рождение, произведение на свет.
2 Пронатали́зм (лат.pro-за+natalis -рождение) политика поощрения роста рождаемости в обществе, как правило в целях борьбы с депопуляцией. Сторонники натализа призывают использовать для повышения рождаемости как запретительные (ограничение доступа широких слоев населения к средствам контрацепции, запрет абортов и т. д.), так ипоощрительные методы: пропаганда социальных установок, превозносящих роль материнства (т. н. «пронаталистические ценности»), материальная и социальная поддержка многодетных семей (https://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/1573706).
3 IFV – in vitro fertilization – оплодотворение in vitro.
4 Уле́мы (араб. – уляма́ – «знающие, учёные»; ед. ч. – араб. – а́лим) или али́мы – собирательное название признанных и авторитетных знатоков теоретических и практических сторон ислама. В Иране постепенно сложилась иерархия официальных духовных деятелей (от муджтахидов до мулл), которых в совокупности часто называли улемами.
5 Мулла́ (араб. – господин, повелитель, владыка) – знаток и служитель мусульманского культа.
6 Gurtin Z.B. 2012. “Assisted Reproduction in Secular Turkey: Regulation, Rhetoric, and the Role of Religion”, in M. Inhorn and S. Tremayne (eds), Islam and Assisted Reproductive Technologies. New York: Berghahn Books.
7 Хадис – предание о словах и действиях пророка Мухаммада, затрагивающее разнообразные религиозно-правовые стороны жизни мусульманской общины.
8 Strathern, M. 1996. “Cutting the network”. Journal of the Royal Anthropological Institute 2 (3): 517-535.
9 Joseph, S. 1993, “Connectivity and Patriarchy among Urban Working Class Arab Families in Lebanon”, Ethos 21 (4): 452-484.
10 Franklin, S. 1997. “Embodied progress: A Cultural Account of Assisted Conception”. London: Routledge.
11 Thompson [Cussins], C. 2005, “Making Parents: The Ontological Choreography of Reproductive Technologies”. Cambridge, MA: MIT Press.
12 Bonaccorso, M. 2009. “Conceiving kinship: Assisted Conception, Procreation and Family in Southern Europe. Oxford: Berghahn Books.
Библиография / References
Bonaccorso, M. (2009) Conceiving kinship: Assisted Conception, Procreation and Family in Southern Europe, Oxford: Berghahn Books.
Franklin, S. (1997) Embodied progress: A Cultural Account of Assisted Conception, London: Routledge.
Gurtin, Z.B. (2012) Assisted Reproduction in Secular Turkey: Regulation, Rhetoric, and the Role of Religion. M. Inhorn and S. Tremayne (eds.), Islam and Assisted Reproductive Technologies, New York: Berghahn Books, p. 285-311.
Joseph, S. (1993) Connectivity and Patriarchy among Urban Working Class Arab Families in Lebanon, Ethos, Vol. 21(4), p. 452–484.
Strathern, M. (1996) Cutting the network, Journal of the Royal Anthropological Institute, Vol. 2(3), p. 517–535.
Thompson [Cussins], C. (2005) Making Parents: The Ontological Choreography of Reproductive Technologies, Cambridge, MA: MIT Press.