© 2013 Д.В. Михель
_______________________________________________________________
Ключевые слова: история медицинской антропологии, социология, прикладная антропология, полевые исследования, учебные материалы
Аннотация: Статья посвящена Джорджу Фостеру, одному из пионеров медицинской антропологии на Западе. Излагается его краткая биография, в которой показан непростой путь исследователя от традиционной этнографии к прикладной антропологии и далее к медицинской антропологии. Обращается внимание на роль Фостера в оценке американских программ помощи развивающимся странам, на сближение интересов антропологии и наук о здоровье. Подробно анализируется первый учебник по медицинской антропологии (1978), подготовленный Фостером совместно с его ученицей Барбарой Андерсон.
_______________________________________________________________
Путь к медицинской антропологии: краткая биография Фостера
Джордж Мак-Клелланд Фостер-младший родился 9 октября 1913 г. в Сиу-Фоллс, Южная Дакота, в семье инженера и предпринимателя Дж. М. Фостера. Он был старшим из детей. Со временем семья перебралась в Айову. Джордж успешно учился в школе; как и многие его ровесники, вступил в скауты. Он любил прогулки и путешествия. В 13 лет мальчик совершил первую самостоятельную поездку в Нью-Йорк, вслед за которой последовали другие его путешествия в Массачусетс, Миннесоту, Мичиган, Колорадо. На протяжении всей своей жизни он страстно любил путешествовать, побывал более чем в 100 странах, интересовался транспортным сообщением и коллекционировал проездные билеты и расписания, которые позднее были им подарены различным американским музеям (Foster, 2000; Weaver, 2002a; Kemper, 2007).
Собираясь продолжить дело отца, он поступил учиться на инженера в Гарвард, но там пережил настоящий культурный шок и депрессию, вызванную переездом из маленького городка в большой университет. Через год он перебрался из Гарварда в Северо-западный университет (Иллинойс), где оставил учебу на инженера и занялся историей. Однако история также не стала его главным увлечением, и он занялся антропологией.
Его наставником стал знаменитый Мелвилл Херсковитц, прививший ему любовь к антропологии на всю жизнь. Там же на курсе по антропологии он встретил свою будущую супругу, Мери (Микки) Ле Крон. Летом 1933 г. Фостер предпринял длительное путешествие в Китай и Японию, а по возвращении по совету Херсковитца приступил, как и Ле Крон, к подготовке дипломной работы по антропологии. Фостер и Ле Крон часто посещали дом Херсковитца, где имели возможность повидать многих известных антропологов, в том числе Бронислава Малиновского.
Весной 1935 г. Фостер обратился с письмом к ведущему американскому антропологу Альфреду Крёберу с просьбой принять его для обучения в Беркли. Проявленное Фостером упорство позволило ему в августе того же года туда перебраться. В 1936 г. он, не зная испанского языка, совершил путешествие в Мексику, и по возвращении заявил Крёберу, что собирается заняться изучением мексиканской культуры. Летом 1937 г. по поручению Крёбера Фостер занялся изучением жизни индейцев Юки в северной Калифорнии. Как результат этих исследований в 1944 г. вышла в свет работа Фостера о культуре Юки (Foster, 1944).
В 1938 г. Фостер женился на Мери Ле Крон, и они совершили свадебное путешествие в Европу. Там они навестили Малиновского в Лондонской школе экономики, побывали на Конгрессе антропологов в Копенгагене, посетили Вену, как раз в тот момент, когда фашистская Германия насильственно присоединила Австрию. Через год после возвращения в США, Фостер завершил свое обучения в Беркли и в 1940 г. отправился в качестве исследователя в Мексику. Там он наладил отношения с целой группой американских и мексиканских археологов и антропологов, что позволило ему углубиться в изучение мексиканской культуры. Фостер освоил испанский язык и взялся за написание диссертации. Она была опубликована в 1942 г. в виде монографии (Foster, 1942).
В сентябре 1941 г. Дж. Фостер получил работу в Сиракузском университете, штат Нью-Йорк, где начал вести занятия по социологии и антропологии. Летом 1942 г. он прибыл в Калифорнийский университет и там продолжил свою преподавательскую деятельность. Вступление Америки в войну побудило Фостера отправиться на военную службу, однако он вместо этого в 1943 г. был привлечен в качестве эксперта в Рокфеллеровский офис Института межамериканских дел в Вашингтоне, занимавшийся координацией программ технической и санитарно-медицинской помощи в Латинской Америке. С этого момента начинается его вхождение в прикладную антропологию.
Война изменила привычную деятельность многих американских антропологов, подтолкнув их к тому, чтобы найти новое применение своим знаниям. В 1942 г. в США было создано Общество прикладной антропологии, в которое Фостер вступил в 1950 г. За десять лет работы взгляды Фостера претерпели эволюцию. Он прошел путь от этнографа, работающего в стиле Крёбера, до антрополога, способного применять свои знания для анализа культур и человеческого поведения в различных обществах.
После недолгой работы в Вашингтоне Фостер был приглашен в Институт социальной антропологии, созданный в 1942 г. в структуре Смитсоновского института (Smithsonian Institution). Это вновь привело его в Мексику, где он стал преподавать в Национальной школе антропологии и истории в Мехико. Вместе с группой своих мексиканских учеников Дж. Фостер начал полевые исследования в Цинцунцане, штат Мичоакан, бывшей столице страны Тараско, завоеванной испанцами в первой трети XVI в. Проработав в Цинцунцане до 1946 г., Фостер получил обширный материал о влиянии внешних факторов на культуру локального сообщества. В 1948 г. вышла его первая книга о народе Цинцунцана (Foster, Ospina, 1948), после чего до 1958 г. он не возвращался в эти места.
Летом 1946 г. Фостер возглавил в Вашингтоне Смитсоновский институт социальной антропологии. Будучи директором (правительственным чиновником), он признал, что необходимо внимательнее изучить американские программы в Латинской Америке. В 1947 г. Форстер впервые побывал в Южной Америке, а в 1948 г. ездил туда во второй раз. Он побывал в Эквадоре, Перу, Колумбии, Боливии и Бразилии.
В 1949–1950 гг. Фостер с семьей совершил два путешествия в Испанию, проведя там в общей сложности более года. Его целью было изучить испанское наследие в Латинской Америке, для чего он проехал всю страну, особенно внимательно исследуя местности, откуда происходило большинство конкистадоров (Андалузия, Эстремадура). Используя концепцию аккультурации Херсковитца, Фостер попытался объяснить, каким образом шел процесс заимствования отдельных элементов культуры завоевателей в культуру индейцев. В 1960 г. эта проблематика была представлена в его книге «Культура и завоевание».
В 1950 г. Фостер получил из Государственного Департамента США сообщение о том, что политика США в Латинской Америке будет меняться и научно-образовательная деятельность Смитсоновского института социальной антропологии в этом регионе перестанет финансироваться. Фостер задумался о судьбе возглавляемого им института. Весной 1951 г. он совершил еще одну поездку в Латинскую Америку, после чего окончательно пришел к выводу о необходимости преобразовать институт, чтобы сохранить работу его сотрудникам. Институт должен был превратиться из центра исследований и подготовки антропологов в центр по оценке программ технической помощи США для стран Латинской Америки. До этого момента на базе Института реализовывались три программы – по сельскому хозяйству, образованию и здравоохранению. Фостер решил, что лишь третья из них могла быть перспективной.
Для осуществления своих планов Фостер отправился в отдел здравоохранения Института по межамериканским делам (Institute of Interamerican Affairs), где обсудил с его руководством вопрос о возможности привлечения антропологов к работе по осуществляемым институтом программам здравоохранения и анализу возникающих в ходе этого культурных проблем. Соглашение было достигнуто, и Фостер включился в работу. Он направил письма своим коллегам в Мексике, Гватемале, Перу, Колумбии и Бразилии с просьбой дать оценку текущего состояния программ американской помощи в регионе. После получения их ответов исследователь обобщил полученный материал и представил свой отчет – «Кросс-культурный антропологический анализ программ технической помощи» (1951).
Отчет Фостера оказался настолько неожиданным для Генри Ван Зил Хайда (1906–1982), тогдашнего директора отдела здравоохранения института, что тот решил привлечь целую группу антропологов для обсуждения проблем, возникающих в рамках реализации программ. В июне 1952 г. в Вашингтоне состоялась конференция, в ходе которой Фостер с коллегами представил руководителям отдела здравоохранения антропологический взгляд на ситуацию с американской помощью развивающимся странам. Позже он скажет: «…это был величайший из всех дней в моей жизни… и для здравоохранения также» (Kemper, 2007, с. 18). В работе Фостера наступили перемены: теперь ему пришлось совмещать два серьезных занятия – науку и бюрократические обязанности в сфере здравоохранения.
В 1952 г. Смитсоновский институт социальной антропологии был закрыт и Фостер решил активнее заняться академическими делами. В 1953 г. он с семьей перебрался в Калифорнию, где смог получить место директора Музея антропологии в Беркли. В 1955 г. он был принят на кафедру антропологии, а в 1958–1961 и 1973–1974 гг. заведовал ею. В период работы в Беркли Фостер читал различные антропологические курсы, в том числе «Антропология и современная жизнь», который позднее был назван «Прикладной антропологией». Успех лекций среди студентов-медиков, социальных работников, архитекторов и педагогов побудил его опубликовать их в форме монографии, которая позднее была еще раз переиздана и продана огромным тиражом в США и за их пределами (Foster, 1962).
В Беркли Фостер начал привлекать своих студентов к участию в полевых исследованиях. Его базой в Мексике стал Цинцунцан, куда он привозил молодых помощников, прошедших предварительный курс по методике антропологической работы. В этом плане он существенно превзошел Крёбера, который в свое время направил его изучать индейцев Юки без всякой предварительной подготовки.
С 1951 по 1983 г. Фостер активно сотрудничал с различными американскими и международными организациями в сфере здравоохранения, в том числе с ВОЗ. Он много перемещался по Латинской Америке, Европе, Азии и Африке, консультируя специалистов по здравоохранению. Нередко такие проекты относились к более широкой рубрике «развития сообществ» (community development). Фостер неизменно подчеркивал важность изучения не только культуры «целевых групп», но и культуры «организаций», сознавая, что успехи и неудачи в реализации программ здравоохранения зависят от «среды взаимодействия» (Foster, 1969, с. 1).
В 1958 г. Фостер снова оказался в Цинцунцане, где начал интенсивно изучать влияние глобальных политэкономических процессов на местную крестьянскую культуру, экономику, здоровье и частную жизнь. В результате этого был опубликован целый ряд важных работ, в которых нашли выражение и развитие его собственные взгляды (Foster, 1961; Foster, 1963; Foster, 1965; Foster, 1967; Foster, 1994).
Работа Фостера в Цинцунцане была возможна благодаря тому, что он наладил отличные отношения с местным населением. Более полувека он жил в доме Микаелы Гонсалес, который стал для него и его близких вторым домом. Общение с семьей М. Гонсалес превратилось в настоящую дружбу; дочери донны Микаэлы несколько раз посетили США, присутствуя на самых важных событиях в жизни семьи Фостера. Он активно участвовал в общественной жизни Цинцунцана, много занимался филантропией, сделал многое для того, чтобы этот мексиканский городок стал известен в мире как один из центров долговременных антропологических исследований.
Поворот Фостера к медицинской антропологии происходил постепенно. После возвращения к академической деятельности в 1953 г., он стал интенсивно использовать опыт и знания, полученные во время научной работы и государственной службы в Смитсоновском институте социальной антропологии и в Институте по межамериканским делам. Область его научных исследований расширилась и включила вопросы здоровья и болезни. В Беркли он начал готовить студентов и аспирантов, способных вести гуманитарные исследования в медицине. Первой из его аспиранток была Маргарет Кларк (1925–2003), вскоре ставшая одним из первопроходцев в медицинской антропологии (Clark, 1959; Clark, 1993; Browner, 1994; Weaver, 2002b).
Чтобы обеспечить финансовую поддержку антропологических исследований в области медицины и здравоохранения, Фостер начал регулярно обращаться за поддержкой в Национальный институт общемедицинских наук. Благодаря полученной от института финансовой помощи оказались возможными около 100 дипломных исследований по антропологии в Беркли. В 1972 г. Фостер в Беркли и Кларк в Сан-Франциско организовали совместную программу преподавания медицинской антропологии, которой Фостер руководил вплоть до своего ухода из университета в 1979 г. В 1978 г. вместе с еще одной своей студенткой, Барбарой Андерсон, Фостер опубликовал первый в мире учебник по медицинской антропологии (Foster and Anderson. 1978).
В течение всей своей жизни Фостер проявлял завидные лидерские качества, это привело к тому, что он занимал различные руководящие должности. В период кризиса Американской антропологической ассоциации, вызванного войной во Вьетнаме, он был избран ее президентом (1970). В 1976 г. его избрали в Национальную академию наук США, в 1980 г. – в Американскую академию наук и искусств. В 1982 г. он был удостоен почетной премии имени Малиновского от Общества прикладной антропологии, а в 2005 г. премии за достижения в течение всей жизни от Общества медицинской антропологии. В 1979 г. Фостер оставил должность профессора, но в качестве почетного профессора продолжал сотрудничать с Беркли еще несколько лет. Вплоть до самых последних дней он вел активную жизнь, публиковал научные работы и много путешествовал со своей семьей по всему миру. Он умер в своем доме в Калифорнии 18 мая 2006 г.
«Медицинская антропология» Джорджа Фостера и Барбары Андерсон: первый учебник
В 1978 г. нью-йоркские издательства «Джон Уили и сыновья» и «Альфред Кнопф» опубликовали книгу Фостера и его ученицы Барбары Гэлатин Андерсон из Южного методистского университета в Далласе, Техас. Как и Фостер, Андерсон занималась изучением культуры мексиканских индейцев и их медицинских практик и представлений. К моменту, когда вышла в свет их совместная книга, количество работ, написанных с позиций медицинской антропологии, уже было значительным. Настало время первых капитальных обобщений.
Книга «Медицинская антропология» Фостера и Андерсон состоит из 4-х частей. Первая из них посвящена происхождению и кругу проблем медицинской антропологии. Характеризуя это направление как новую область знания (глава 1), авторы возводят ее истоки к послевоенному периоду, когда «социокультурные и биологические антропологи занялись… сравнительно-культурными исследованиями медицинских систем и тем, как биоэкологические и социокультурные факторы, влияют на здоровье и болезнь в настоящее время и в ходе всей человеческой истории» (Foster and Anderson, 1978, с. 1). Фостер и Андерсон указали на четыре основных теоретических источника медицинской антропологии – физическую антропологию, этномедицину, исследования культуры и личности и международные программы охраны здоровья (Foster and Anderson, 1978, cc. 4–8). В процессе становления медицинской антропологии для нее было характерно стремление отождествлять себя как с прикладной, так и сугубо теоретической формой знания. Вследствие этого Фостер и Андерсон определили медицинскую антропологию наиболее широко, указав, что
«этот термин используется антропологами, чтобы охарактеризовать (1) свои исследования, цель которых – подробное описание и интерпретация биокультурных взаимосвязей между поведением человека, в прошлом и настоящем, и состоянием здоровья или болезни, безотносительно к практическому использованию этого знания, и (2) свое профессиональное участие в программах, цель каковых – улучшение состояния здоровья…» (Foster and Anderson, 1978, с. 10).
Фостер и Андерсон, как и большинство представителей первого поколения медицинских антропологов, получили подготовку в области культурной антропологии. Однако они справедливо обратили внимание на возрастающую роль биокультурных исследований. В главе «Медицинская антропология и экология» они подробно обсудили «экологические интересы» медицинских антропологов (Foster and Anderson, 1978, сс. 11–32). В их числе оказались вопросы палеопатологии, связь между заболеванием и эволюцией, между диетой и эволюцией, вопросы эпидемиологии, представленные, например, случаем загадочной эпидемии куру в горных районах Новой Гвинеи, а также влиянием технического и культурного развития на природу заболеваний. Здесь в поле зрения авторов попали болезни, вызванные (1) техническим преобразованием речных бассейнов (шистосомоз), (2) мелиорацией (малярия), (3) строительством дорог (сонная болезнь), (4) урбанизацией (туберкулез, недоедание), а также (5) реализацией программ здравоохранения (когда парадоксальным образом попытки искоренить одни болезни ведут к распространению других, а насаждение западных норм санитарии стимулирует всплеск новых инфекций).
В учебнике Фостера и Андерсон используется термин «медицинские системы» (Глава 3), с помощью чего авторы фиксируют феномен медицинского плюрализма в культуре. Они трактуют всякую медицинскую систему как социокультурную адаптивную стратегию к среде обитания. Структурно такие системы включают в себя два компонента: (1) систему «теорий заболевания» и (2) систему «здравоохранения». Все медицинские системы характеризуются наличием универсальных черт. Они (1) являются интегральными частями культуры, (2) позволяют культурными средствами определить болезнь, (3) сосредоточены на профилактических и лечебных целях, а также (4) осуществляют множество других функций – социальных, психологических, юридических. Система теорий заболевания предлагает рациональные основания для лечения. Она объясняет «почему» возникает болезнь. Она часто играет серьезную роль в санкционировании и поддержке социальных и моральных культурных норм. Она может предоставлять рациональные основания для сохранения культурных практик, служить для контроля над агрессивным поведением. В современном мире традиционные медицинские системы (Аюрведа, Унани) способствуют усилению националистических идеологий в развивающихся странах (Foster and Anderson, 1978, сс. 33–47).
Вторая часть книги посвящена медицинским системам «не-западного мира». Прежде всего, внимание уделяется «этномедицине» (Глава 4). Этот термин, по мнению авторов, обладает большей нейтральностью, чем все до сих пор использовавшиеся: «традиционная», «туземная» и т.д. (Foster and Anderson, 1978, pp. 52–53). К моменту написания книги, о которой идет речь, разные антропологи описали и проанализировали большое число «не-западных» медицинских систем, поэтому Фостер и Андерсон решили прибегнуть к их систематизации. Положив в основу ключевой для себя признак – «этиологию заболевания», они разделили все этномедицинские системы на (1) персоналистические и (2) натуралистические. В рамках первых причинами заболевания считаются сверхъестественные существа (духи) или люди со сверхъестественными способностями (колдуны), в рамках вторых – естественные причины. Наиболее характерным случаем второго рода выступает гуморальная патология. Авторы относят сюда гиппократовскую традицию в Латинской Америке, Аюрведу в Индии и соседних с ней странах и китайскую традиционную медицину. Во всех случаях популярные представления о причинах заболевания связаны с идей нарушения баланса «холодного» и «горячего». В этой же главе обсуждается вопрос об американской народной медицине, частными случаями которой являются «евро-американская народная медицина», «народная медицина чернокожих», «испано-американская народная медицина» (Foster and Anderson, 1978, сс. 51–79).
Глава 5 посвящена «этнопсихиатрии» – разделу, значимому как для медицинских антропологов, так и для психиатров. Авторы пишут о существовании «культурных определений нормального и ненормального», пытаясь проанализировать «за» и «против» так называемой «теории приклеивания ярлыков». Особое их внимание привлекают «не-западные этиологии душевных болезней» и «культурно обусловленные способы воздействия на душевные болезни». Они также сопоставляют масштабы распространения душевных болезней в различных обществах, попутно разоблачая миф о существовании свободных от стресса «примитивных» народов и сообщая о множестве разновидностей основополагающих моделей ненормального поведения. В поле их зрения также оказывается связь между душевными болезнями и социокультурными изменениями, а также «культурно-специфические расстройства» (арктическая истерия, сусто, латах, коро и т.д.) (Foster and Anderson, 1978, сс. 81–100).
Глава 6 называется «Шаманы, доктора-чародеи и другие целители». В ней излагается суть метода «терапевтического интервью», посредством которого можно анализировать роли врачевателей и пациентов в разных обществах. Фостер и Андерсон назвали универсальные характеристики для врачевателей: (1) тенденция к специализации (как в западных, так и в не-западных обществах), (2) необходимость отбора и специальной подготовки, (3) подтверждение компетентности («сертификация»), (4) своеобразный профессиональный облик, (5) ожидание оплаты за труд, (6) вера в особые силы, которыми обладают врачеватели, (7) зависимость от признания публики (Foster and Anderson, 1978, сс. 101–122).
В 7-й главе обсуждается «сила и слабость не-западных медицинских систем». Авторы книги концентрируют свое внимание на позитивных и негативных аспектах не-западных способов врачевания. К первым относятся несомненные достижения в плане воздействия на психические и психосоматические расстройства, ко вторым – неспособность справляться с инфекционными заболеваниями и различными физиологическими нарушениями. Отмечается также сравнительная безвредность лекарственных средств при их слабой эффективности. Еще одна положительная черта – индивидуальный подход к пациенту на фоне безличного восприятия, господствующего в современных медицинских учреждениях (Foster and Anderson, 1978, сс. 123–141).
Третья часть книги посвящена медицинской системе Запада. Она нацелена на продолжение социологической дискуссии о болезни и отношениях врачей и пациентов, начатой Толкотом Парсонсом. В главе 8 рассматривается вопрос о «поведении при болезни». В контексте его авторы рассматривают сюжеты, связанные с «ролью больного», «ролью пациента» (она ýже, чем «роль больного»). Обсуждаются и «социальные роли самой болезни», поскольку болезнь (1) на время освобождает от непереносимого социального давления, (2) позволяет измерить личные неудачи, (3) может быть использована, чтобы привлечь внимание, при этом (4) госпитализация может восприниматься как каникулы, но все же (5) болезнь способна использоваться и как средство социального контроля (в Мексике сусто часто используется молодыми женами как средство добиться поддержки окружения при семейных конфликтах), и (6) как средство искупления грехов. Кроме того, авторы специально анализируют парсоновскую концепцию роли больного и анализируют пять стадий развития болезни по Эдварду Зухману: (1) первоначальный опыт («решение, что нечто происходит не так»), (2) признание болезни и роли больного («решение, что некто болен и нуждается в профессиональной помощи»), (3) стадия контакта с медиком («решение искать профессиональную медицинскую помощь»), (4) стадия пациентской зависимости («решение перепоручить контроль врачу, принять и следовать назначенному им лечению»), (5) стадия выздоровления или реабилитации («решение отказаться от роли пациента») (Foster and Anderson, 1978, сс. 145–162).
Глава 9 – о «больницах, с точки зрения социальных наук». Больница – изобретение западной культуры, поэтому за пределами западного мира больниц либо нет, либо они появляются и копируют западный опыт. В истории Запада имела место эволюция больниц – от богадельни до высокотехнологического предприятия по лечению большого числа нуждающихся. Больница – это маленькое сообщество, а также организация, в которой ярко выражены отношения власти. Власть неравномерно распределена между администрацией, врачами, медицинскими сестрами, обслуживающим персоналом и пациентами. Больницы блокируют социальную мобильность. Привлекая новые социологические и антропологические данные, авторы анализируют пациентский взгляд на больницу и рекомендуют студентам-медикам его изучать, чтобы «лучше понять чувства пациентов в условиях больничной рутины» (Foster and Anderson, 1978, сс. 171). Существуют альтернативные формы госпитализации, особенно в сельской местности, где пациенты могут с помощью личных вещей воспроизводить привычные условия жизни и домашнюю обстановку. В США также начали возникать больницы нового типа, напоминающие социальный центр и клуб для пожилых людей (Foster and Anderson, 1978, сс. 163–174).
В главе 10 идет речь о «медицинском профессионализме и докторах». Анализируя социологические идеи Элиота Фридсона, Роберта Мертона и некоторых других авторов, Фостер и Андерсон подробно рассматривают понятие профессии и особенности медицинского образования (рекрутирование в профессию, культуру студентов медиков, утрату идеализма, растущую специализацию в ходе построения карьеры) (Foster and Anderson, 1978, сс. 175–186).
Глава 11 повествует о «профессии медицинских сестер». Исторически сестринское дело на Западе пережило настоящую революцию: сестры из сиделок превратились в высокообразованных помощниц врачей с собственными профессиональными интересами. Многие из сестер активно участвуют в работе Общества медицинской антропологии. В образовании медицинских сестер в США в ХХ в. произошли перемены: обучение при больницах сменилось получением образования в университетах и медицинских колледжах. В профессиональном поведении сестер в последней четверти столетия отмечены три дилеммы: (1) между традиционным образом заботы и реальной практикой ухода, (2) между растущим профессиональным самосознанием и необходимостью быть всего лишь посредницей между доктором и пациентом, (3) между полученным уровнем знаний и растущими требованиями к профессии в современных больницах со сложным оборудованием. В целом, отмечают авторы, профессиональные роли сестер становятся все более многочисленными и сложными, что и характеризует драматизм их профессии в настоящее время. (Foster and Anderson, 1978, cc. 187–201).
Четвертая часть книги посвящена принципиальному вопросу: рассмотрению роли медицинских антропологов в системе профессионального взаимодействия. Глава 12 называется «Антропологи и медицинский персонал». Авторы утверждают, что на смену ситуации «антропология в медицине» пришла ситуация «антропология медицины». Сначала науки о здоровье оказали существенное влияние на антропологию, предоставив доступ к богатым данными и разнообразным пространствам для исследования и стимулируя её интеллектуально. Теперь на них оказывает влияние антропология. Это проявляется через холистическую идею культурной интеграции (болезнь и лечение не обособлены от культуры в целом) и через культурный релятивизм (способов понимания болезни и способов лечения много). Антропологический подход призван вернуть личность пациента в медицинскую практику, а также объяснить, почему люди ведут себя определенным образом, когда они больны и их лечат (Foster and Anderson, 1978, сс. 205–221).
В главе 13 обсуждаются «отношения антропологии и медицины в изменяющемся мире», акцент делается на «уроках из прошлого». Возвращаясь к своему личному опыту участия в оценке американских программ помощи развивающимся странам, Фостер с коллегой анализирует процессы становления здравоохранения в первой половине ХХ в., в частности деятельность Рокфеллеровского фонда, Института по межамериканским делам и ВОЗ. В поле их зрения попадает феномен сопротивления местных сообществ санитарно-медицинским службам, их неприятие госпитализации, различия в восприятии роли больного и поведении врачевателя. Особая тема в рамках главы – помощь антропологов медицинскому персоналу в выявлении социальных и культурных барьеров, препятствующих адекватной медицинской помощи. Обсуждается также вопрос о медицинской бюрократии, ошибки в медицинском планировании, последствия в разделении клинической и профилактической помощи, личные интересы медицинского персонала, ошибки при принятии медицинских решений, конкретные просчеты в деятельности санитарных служб (например, при использовании ДДТ в борьбе с насекомыми-переносчиками инфекций были загрязнены химикатами жилища крестьян, в результате чего распространялись пищевые расстройства), профессиональных дилеммах, возникающих при необходимости оказания помощи незаконным эмигрантам (Foster and Anderson, 1978, сс. 223–242).
Глава 14 продолжает тему взаимоотношений антропологии и медицины, но на этот раз акцент делается на «современных тенденциях и дилеммах». Авторы отбрасывают упрощенные объяснения о наличии конфликта между «традиционной» и «научной медициной» и возможности достижения «сотрудничества между ними». Антропологические наблюдения показывают, что всегда имеет место ситуация множественного выбора. Во всех обществах люди действуют прагматично, поэтому склонны использовать сильные стороны «научной медицины». При этом расходы на приобщение к инновациям всегда велики, и для миллионов людей в развивающихся странах приоритетом является низкая стоимость медицинской помощи и близость медицинского сервиса к дому, а не экономия времени или серьезность заболевания. Авторы констатируют, что медицинские системы различного типа редко пребывают в ситуации соревнования, в реальной практике сплошь и рядом достигается примирение между популярными представлениями и научными практиками (например, сельские жители в Мексике признают существование микробов, но воспринимают их как символы моральной нечистоты). В условиях возрастающей успешности западной медицины роли традиционных врачевателей меняются, многие из них «хотят быть участниками формальных правительственных программ по охране здоровья» (Foster and Anderson, 1978, с. 257). Так называемые «альтернативные медицинские системы» (например, «курандеризм» в Латинской Америке, «канпо» в Японии) хорошо приспосабливаются к техническому прогрессу, а спрос на них со стороны общества не ослабевает (Foster and Anderson, 1978, сс. 243–262).
В главе 15 Фостер и Андерсон затрагивают вопрос о «питании». Отмечается, что недоедание продолжает оставаться глобальной проблемой. Пища – феномен преимущественно культуры, поэтому вопрос о том, что есть, решается всюду по-разному. Аппетит и голод также регулируются культурными практиками; все общества обладают собственными классификациями съедобного. Пища обладает символическим смыслом: например, она укрепляет социальные связи, выражает групповую солидарность. В каждой культуре выработаны строгие представления о пределах допустимого в питании. Данное обстоятельство способно влиять на представления о связи между здоровьем и пищей (например, заболевших и беременных стремятся ограничить в питании, что может быть вредно для их здоровья). Имеются многочисленные примеры неадекватного питания детей, в том числе по причине господства стереотипа о том, что их пища должна жидкой быть как можно дольше. Культурные изменения, урбанизация влияют на нарушение пищевых привычек; многие мигранты, не имея твердых представлений о полезной пище, потребляют вредные для здоровья продукты (Foster and Anderson, 1978, сс. 263–279).
Финальная, 16 глава посвящена «биоэтике». Как и медицинская антропология, биоэтика в 1970-е гг. делала свои первые шаги, поэтому Фостер и Андерсон попытались «нащупать» общие темы для обеих дисциплин, возникших на волне гуманизации и гуманитаризации медицины. В поле их зрения попали вопросы «институциализации важнейших жизненных кризисов индивида» – рождения, старения и смерти. В традиционных обществах они происходят в семейном круге, в западном мире – в больнице. Гуманистическая перспектива, по мысли авторов, предполагает новую фазу в решении жизненных кризисов: роды должны вновь переместиться из больницы в семью, старость должна перестать восприниматься как ущербное состояние, депривированную смерть в больницах должно сменить «искусство умирания». Главная цель антропологии и биоэтики состоит в том, чтобы «вернуть медицину к ее собственным добродетелям» (Foster and Anderson, 1978, сс. 281–301).
Имя Джорджа Фостера – широко известно во всем мире. Настало время вспомнить о нем и в нашей стране, прежде всего, как об одном из пионеров в медицинской антропологии. Его долгая дорога в медицинскую антропологию – это пример того, как порой непросто складывается профессиональная карьера ученого-гуманитария, идущего по жизни своим путем. Совместная книга Джорджа Фостера и Барбары Андерсон – бесценный вклад в ансамбль идей, именуемых медицинской антропологией. Более полное знакомство с творчеством самого Фостера и его коллег и единомышленников – достойная задача для всех, кто интересуется медицинской антропологией.
Литература
Browner, C.H. (1994), “Margaret Clark’s enduring contribution to Latino studies in medical anthropology”, Medical Anthropology Quarterly, Vol.8 (4): Conceptual Development in Medical Anthropology: A Tribute to M. Margaret Clark, cc. 468–475.
Clark, M. (1959), Health in the Mexican-American Culture: A Community Study, University of California Press, Berkeley.
Clark, M. (1993), “Medical anthropology and the redefining of human nature”, Human Organization, Vol. 52 (3), cc. 233–242.
Foster, G.M. (1942), A Primitive Mexican Economy (Monographs of the American Ethnological Society, 5), J.J. Austin, New York.
Foster, G.M. (1944), “A summary of Yuki culture”, University of California Anthropological Records, Vol. 5 (3), cc. 155–244.
Foster, G.M. (1960), “Culture and conquest: America’s Spanish heritage”, Viking Fund Publications in Anthropology, No. 27, Wenner-Gren Foundation for Anthropological Research, New York.
Foster, G.M. (1961), “The Dyadic contract: a model for social structure of a Mexican peasant village”, American Anthropologist, Vol. 63 (6), cc. 1173–1192.
Foster, G.M. (1962), Traditional Cultures and the Impact of Technological Change, Harper & Brothers, New York.
Foster, G.M. (1963), “The Dyadic contract in Tzintzuntzan, II: Patron-client relationship”, American Anthropologist, Vol.65 (6), cc. 1280–1294.
Foster, G.M. (1965), “Peasant society and the image of limited good”, American Anthropologist, Vol. 67 (2), cc. 293–315.
Foster, G.M. (1967), Tzintzuntzan: Mexican Peasants in a Changing World, Little, Brown and Co., Boston.
Foster, G.M. (1969), Applied Anthropology, Little, Brown and Co., Boston.
Foster, G.M. (1994), Hippocrates’ Latin American Legacy: Humoral Medicine in the New World, Gordon and Breach Science Publishers, Langhorne, Pa.
Foster, G.M. (2000), An Anthropologist’s Life in the Twentieth Century: Theory and Practice at UC Berkeley, the Smithsonian, in Mexico, and with the World Health Organization. Interviews Conducted by Suzanne Riess in 1998 and 1999. Regional Oral History Office, Bancroft Library, University of California, Berkeley.
Foster, G.M. and Ospina, G. (1948), “Empire’s children: the people of Tzintzuntzan”, Institute of Social Anthropology Publication, No. 6., Smithsonian Institution, Imprenta Nuevo Mundo, Mexico, D.F., Washington, D.C.
Foster, G.M. and Anderson, B.G. (1978), Medical Anthropology, John Wiley & Sons, New York.
Kemper, R.V. (2007), George McClelland Foster Jr., 1913 – 2006: A Biographical Memoir, National Academy of Sciences, Washington, D.C.
Weaver, T. (2002a), “George Foster: medical anthropology in the post-World War II years”, in Weaver, T. (Ed.), The Dynamics of Applied Anthropology in the Twentieth Century: The Malinowski Award Papers, Society for Applied Anthropology, Oklahoma City, cc. 169–171.
Weaver, T. (2002b), “Margaret Clark: medical anthropologist and advocate for aged”, in Weaver, T. (Ed.), The Dynamics of Applied Anthropology in the Twentieth Century: The Malinowski Award Papers, Society for Applied Anthropology, Oklahoma City, сс. 301–303.